Проза

[mbogoslova]

Статьи напечатаны в газете РОГ.

[Kuznetsov_VS]

Обыкновенное чудо.
«…Слава храбрецам, которые осмеливаются любить,
Зная, что всему этому придет конец…»

Евгений Шварц, «Обыкновенное чудо»

Сегодня, дорогие читатели, мы хотели поговорить с вами об явлении, которое переворачивает нашу жизнь, принося радость встречи, сложность становления и счастья побед, боль утраты и вечную благодарную память.
Я говорю об общении с верным другом и помощником в охоте и отдыхе, незаменимым компаньоном в любых условиях, преданнейшим с неподкупной душой и бесконечной верой в людей – об охотничьих собаках.
Приходя в нашу жизнь, они дарят «обыкновенное чудо» бытия: любовью отвечают на любовь, прощают за ошибки, преданно и верно ждут, не предают ни при каких обстоятельствах, оставляя после себя добрую, иногда до боли за скоротечность времени, память.
Тот, кто никогда не видел в собачьих глазах счастья от прихода хозяина, пусть даже после 5-ти минутной разлуки, не переживал, слыша тоскливый вой в след своей необходимой отлучки, может не читать дальше, не тратить свое бесценное время.
Мы сейчас с теми, кто отвечает душой на доброту и преданность. Кто любит и любим своими питомцами. Кто переживал с ними радостные моменты, трудился в полях и лесах на охотах и соревнованиях, волновался на выставочных площадках, твердо веря, что его-то собака конечно самая лучшая. И для тех, кто осмелился отдаться этой страсти, этой любви к четвероногому другу, зная о ее бескорыстности и, увы, безжалостности времени.
Мы представляем вам ожерелье из ярких жемчужных бусин – рассказов владельцев охотничьих собак. Пусть оно станет украшением на груди Фортуны – спутницы каждого охотника, особенно собачника.
Итак…

Последняя охота.


У меня в руках старый, потертый, с почти нечитаемым телефонным номером на обороте, собачий ошейник.
Вечер. Январский подмосковный вечер. За окном завывание ветра, бодрая дробь дождя по карнизу. Вот такая, извините, зима 2020 года.
Под ногами только что закончившие войну за право сильнее прижаться к хозяину два моих шотландца Дик и Дон. Тихо сопя, разместились на крошечном пятачке между компьютерном столом и креслом, на котором сижу. А с экрана монитора глядят на меня пронзительно понимающие глаза хозяина старого ошейника, первого нашего гордона Блэка.
Знакомый до боли вопрос в тех глазах: «Ну, хозяин, когда же на охоту? Я готов, а ты? Помнишь, как это было?» Прошло уже десять лет, и только теперь я могу сказать, что мне открыл этот пес, кем он был в нашей семье и что после себя оставил.
Блэк появился у нас в разгар моего увлечения охотой на все, что можно «правильно» охотиться. Именно «правильно» - это мы придумали для своей охотничьей команды (или мне это тогда казалось или хотелось, чтобы было так).Основным увлечением была охота на тяге. Проходила она, в основном, в угодьях Долголуговского охот. хозяйства. Целы год ожидания этой радостной встречи весны в заветных местах, где действительно знакома каждая тропа, ведущая к скрытым от незнающих глаз полянам в глубине леса. Разговоры о предстоящей охоте, сборы, выезд на подготовленную базу, долгожданный вечер в лесу. Все это до сих пор волнует воспоминаниями. Потом незабываемое ожидание полета, напряженное вслушивание в затихающий лесной гомон с надеждой услышать заветный «Хор-хор-хор». Бешенный колокол сердца, когда услышал, а потом увидел вальдшнепа. Прицел, выстрел. А потом, если не промажешь, бегом с фонариком искать упавший трофей. И сумашедшее огорчение, когда видел падение птицы, а в наступающей тьме не нашел. Вот бы помощника чутьистого, надежного. Вся добыча была бы наша. И помощник появился.
Черно-подпалое чудо, иногда молча, иногда с оглушительным лаем копошилось как казалось одновременно во всех углах квартиры, вынюхивая и описывая свой новый дом. Замирая в своем исследовании, Блэк (так звали малыша) демонстрировал отличную выставочную стойку, затем срывался в галоп, размахивая ушами и хвостом, при этом стараясь не потерять из вида хозяев, особенно хозяйку. Глядя на него, я уже видел себя наст оящим охотником с подружейной собакой (с больших букв О и С) и «…теперь вся утка наша…».
Как мало я тогда понимал, чем это все грозит, во что я ввязался и чем все обернется. Шло время. Блэк рос и хорошел. А вместе с ним рос и хорошел вопрос «И как это все делается. Как научить собаку работать, как найти свободное время для этого, где эту самую учебу проходить И кто учить-то будет Самому бы неплохо разобраться в этих премудростях.
И начали учить меня. Были мы с блэком и в Марково, и в Каданке, и в Виноградово. Учились плавать, не снимая поводка, а лихим маршем шли в речное дно, только поводок и торчал на поверхности. Проваливались в выгребную яму в колхозном дворе, принося при этом исключительный аромат в дом, даже после долгого полоскания в протекающей неожиданно рядом реке.
И даже набрались наглости: замахнулись на испытания. Правда, на этом мероприятии ни я , ни Блэк так и не поняли, чего от нас хотели двое взрослых, серьезных мужчин, по-доброму пытавшихся нам помочь найти птицу.
Прошли годы, и Блэк стал охотником. Верным охотником. Его любимой охотой была весенняя тяга. И мы с ним, теперь уже вдвоем, приходили на заветные поляны. Иногда из ближайших елок слышали: «Володь, а собака с тобой?» И получив утвердительное ответ вместе с приветствием, над всем лесом неслось : «Мужики, не …., теперь подранков не будет – Блэк всех найдет!»
И правда. Пес обладал исключительными особенностями в вальдшнепиной охоте. А присходило это так.
Он лежал у моих ног, иногда тихо поскуливая, но вдруг замирал, уставившись в невидимую точку закатного неба. И только спустя секунд через пять – семь до моего слуха доходил вожделенный звук подлетающей птицы. После удачного выстрела Блэк вскакивал, но не бросался в поиск, а смотрел на меня шальными от ожидания глазами. По команде опромктью снимался и исчезал в сумерках. А дальше начинались ожидаемые прекрасные мгновения. Пес появлялся и буквально «звал за собой». Весь собачий организм кричал – скорей, за мной, нашел!
Я шел за Блэком и всегда находил его лежащим с прижатой к земле мордой, а перед носом – битая или затаившаяся птица.
После охоты, когда совсем стемнело, мы с Блэком обходили поляну, помогая соседям-охотникам найти недобранную птицу. И все были по-настоящему довольны- и люди и собака.
И вот прошло время, много времени по собачьему календарю. Постарел Блэк, занедужил. А тут подходила очередная вес на, и я как всегда готовился к тяге, надеясь, что еще хотя-бы разок выйдем с другом на нашу заветную поляну. Доставал и перекладывал охотничью амуницию, проверял состояние оружия. В эти минуты Блэк отводит от меня своих побелевших глаз, скулил, подходил к двери, ложился и долго и упорно ждал.
Наконец «это день охоты» настал. Мы не пошли глубоко в лес, чтобы не утомлять собаку. С краю поля, рядом с просекой и затоном полноводной и ледяной речушки было у меня разведанное место, через которое каждый год обязательно проходили один – два вальдшнепа. Вот здесь мы и остановились. Было прохладно, кое где глубоко в лесу еще лежал снег. А на просике березовый лис уже начал раскрываться – самое то для охоты.
Положил на землю подстилку, устроил собаку. Блэк лег, как всегда гордо держа голову и осматривая окресности. Патрон в патронник, ружье готово. Ждем…
Вечерний вечерок загонял прохладу под бушлат, постепенно стихал птичий гомон, на небе проявилась первая звезда. Вдруг слышу : Хорр-хорр-хорр.
Громко, отчетливо, рядом. Прямо на нас идет! Ну что же ты, дружище, пропустил? Смотрю на собаку -: Гордо поднятая точеная голова, взгляд на красноту ушедшего за горизонт солнца. И не шелохнется…
Вальдшнеп вывалился прямо на нас из-за низенькой березки. Хорр-Цвирк-Цвирк, зигзаг в сторону и исчез в лесу за нашими головами, громко извещая всех об охотниках-неумехах… «Блэк, ну что же ты» - от неожиданности я даже стрелять не стал, недоуменно смотря на собаку.
Тот вдруг дернулся, трудно поднялся и медленно, не глядя на меня, пошел к затону через редкие деревца.
«Блэк! Блэк! Ты куда? Стоять! Ко мне! Блэк…»
А пес медленно шел к воде, где обычно любил «умываться». Остановился у обреза воды на берегу. Как будто во что-то уперся. И застыл.
Я подошел к нему, присел рядом. Пес увидел меня, завилял хвостом, тяжело привалился, положив голову на колени, потом, как бы извиняясь, заскулил, привстал и начал слизывать с лица соленую правду, правду жизни, которую я вдруг осознал. Блэк практически ничего не слышал…
Мы долго сидели с ним на берегу реки, укрывшись одним бушлатом. Пес мирно дремал, вздрагивая в всхлипывая во сне. Вода радостно бурлила, несла водовороты новой жизни. Никогда больше с тех времен мне так не хотелось возвращаться с охоты. Последней охоты Блэка.
Через некоторое время его не стало…
Я держу в руках старый, потертый собачий ошейник. С экранв на меня смотрит Блэк, ожидающе смотрит, знает, что его последняя охота еще не наступила. Да и не наступит. Только память иногда больно уколет сердце, сдавит грудь. И почувствуешь благодврное тепло этой собачьей души, научившей любить природу, любить и дорожитьближними своими, не терять каждую минуту радости и не забывать горечь потерь.
Спасибо тебе, черно-подпалый шотландский сеттер Блэк. Спасибо за любовь и верность!

V.S. 2020 г.

[Kuznetsov_VS]

Обыкновенное чудо.

Он шел своим «фирменным» ходом: галопировал мощно, ровно, и ,вместе с тем, стремительно и целеустремленно. С высоко поднятой головой, «сканируя» открывающееся пространство осеннего поля, уже подготовившегося к зиме, но, неожиданно, замеревшего. Словно человек, вспомнивший о чем-то важном, но остановившийся, силясь вспомнить подробности этого важного… Природа задумалась…
Порывистый ветер нисколько не мешал, а лишь ускорял процесс поиска притаившейся, и ,вероятно, тоже ошарашенной, птицы, собравшейся на жировку перед отлетом, да передумавшей. Дик работал красиво, самозабвенно, можно сказать «картинно», как в молодые годы…
На пенсию.
«Работал «как в молодые годы». Ты, хозяин, видно что- то попутал. Я всегда работаю на максимум- и в молодые годы, и сейчас. Подумаешь, что уже за десяток лет. Тут совсем недавно, на соревнованиях в Каданке (есть такое любимое мной место: там много полей, собак, людей, одно большое человеческое гнездо со множеством старинных запахов – хозяева мои очень это место любят) так вот одна очень уважаемая эксперт обратилась ко мне: «Ты,- говорит- Дик, просто балбес. Тебе столько лет? а работаешь, как молодой. Жара, сушь. Птицы мало. Силы поберег, так нет же – алюр +++…» Это она на меня не злилась, это комплимент, как говорят люди, такой. Ну я, конечно, птицу нашел. Правда сбежала она, пока хозяин ко мне подходил. Трудно ему, наверное, было. Жарко. Долго шел. Ну я-то чутьем понял, куда это перепел переместился. Что, думаю, мучиться хозяину и комиссии – найду еще раз. И поймаю. Пусть не бегают, поберегут себя. Так и сделал. Нашел, поднял. Правда шустрая, оказалась, птица, извернулся и улетел. Ну ничего, в следующий раз не уйдешь. Только вот хозяин что-то расстроился. Ну что поделаешь, если птица летает низко, а я прыгаю высоко! Ловил и приносил, хотя не надо, наверное, было.
Как в молодые годы… Сказать по правде, не люблю я их вспоминать. Есть такая игрушка у людей – калейдоскоп. Там, говорят, из стекляшек складываются разные узоры: поворачиваешь – новый, один другого краше.
А у меня молодость – узоры складывались из новых людей, домов, полей, автомобилей. Не успеваешь привыкать к одним, как тут же не успеваешь привыкать к другим… И когда меня посадили в длинный поезд и вместе с очередной хозяйкой повезли в пахнущий дымом большой город (Москва называется), я сразу и не понял, что это конец скитаниям. Прежняя хозяйка была хорошая, добрая, еще и сестра моя была рядом. А тут дым, гарь, грохот, какой то мужик привозит в квартиру, где живет старый, больной шотландский сеттер, который меня в упор не замечает. Да к тому же новый хозяин с утра уходил куда-то (на работу, говорил) а возвращался поздно вечером. Уставший. Осунувшийся. Пахнущий больницей – я этот запах невзлюбил с детства. Быстро брал нас двоих на поводок и выводил на улицу. Потом приходили домой и он долго ругался, убирая мой протест к этой жизни: подушки разгрызенные в перо – три, куртка кожаная в лохмотья– две, сапоги женские (интересно, чьи?) в галоши – две пары, книги, газеты, журналы в конфетти – много… Ну а чем мне заниматься, когда никого нет: место новое, сосед весь день спит. Вот я и самовыражался. Гордон или нет, в конце концов…
Потом хозяин нас кормил. Садился на диван, брал телефон и с кем-то долго беседовал. Старик в это время ложился к нему в ноги, всем своим видом показывая, что это место занято и занято основательно и по праву.
Так продолжалось долго, многие месяцы. Я рос, тихо размышляя над тем, куда и зачем попал. Будет ли опять передо мной открываться ширь полей, бить в нос запах трав и полевой дичи. И бег, мой классический бег –мощный и сильный, увидят ли его вновь?
Старый гордон осуждающе и как-то равнодушно смотрел на мое существование. Я думал, что просто завидовал молодости, а на самом деле он был очень болен.
И вдруг все изменилось… В доме появилась женщина. Правда от нее тоже пахло больницей, но чем-то очень походила на прежнюю хозяйку – ласкала, кормила, а главное – всегда была дома, с нами.
Ну что ж, думаю, жизнь-то налаживается. Может и поля вернуться? Слабая надежда, но вдруг!
И они вернулись, да как!
Сначала бесконечные просторы полей Каданка (я уже говорил о них). Свобода, воля, простор, птицы…
Только вот начали меня опять ограничивать (натаскивать, как они это называли). И ладно, чтоб хозяин с хозяйкой. Так нет – другие люди что-то от меня хотели. И так это достало, что начал я от них уходить вдаль, и там, для себя, работать. Да, работать. Я знал, как пахнет птица, как ее найти. Как показать, где она сидит. А уж если поднимал –только по команде. И конечно поймать ее надо. Ну вот тут-то все не однозначно. Не всегда ловил, а по шее получал всегда. Надоело это. Решил – найду, дальше сами разбирайтесь – с места не сойду. Так и простоял осень и следующую весну.
Потом, правда, хозяин понял, что мне нужно, отогнав всех от меня и моей работы. Договорились мы с ним. Нашли общий язык. Так вот и живем-дружим. Уже десять лет… И с хозяйкой тоже работаю. А что? Она тоже человек – меня любит… Эх, вот если бы ни эта утка!..»

Он шел своим фирменным галопом. Шел и не думал о том, что его ход, чутье, поиск - все это передалось детям, а значит не потерялось, не исчезло и…жизнь прожита не зря. А пенсия? Она у собак условное понятие, особенно у Дика. «Балбес ты пес!..»- сказала опытная женщина. Да пусть так и будет. Он будет работать так же самозабвенно, чтобы доставлять радость всем тем, кто любит этот образ жизни. Кто понимает и принимает его. Долгих лет тебе, шотландский сеттер Дик! О тебе и за тебя говорят награды, заработанные в полях и на выставках. Помнят эксперты, судившие тебя, помнят друзья (и не забывают недруги – и такие есть). А значит, бежишь ты по жизни правильно. Долгих тебе лет…

V.S. 2020 г.