Мария Дмитриевна Менделеева-Кузьмина (1886 – 1952)
Видный кинолог и эксперт. Член Общества Любителей Породистых Собак (ОЛПС) с 1914 года. Любитель и заводчик английских сеттеров.
Родилась в Петербурге в семье великого русского ученого Д.И. Менделеева. В 1905 г. окончила гимназию Эмилии Карловны Шаффе. С детства серьезно изучала отечественную и зарубежную охотничью литературу и образцовые труды по кровному собаководству.
С 1904 года начинает самостоятельно охотиться, причем впоследствии довела умение стрелять до совершенства – била без промаха. Закончив Высшие женские сельскохозяйственные (Стебутовские) курсы, набиралась личного опыта в судейской практике, начала публиковаться в солидных охотничьих изданиях.
Только в 1911 г. в журнале "Наша охота" было напечатано семь крупных материалов М.Д. Менделеевой. Мнения Менделеевой как кинолога подкреплялись исключительным знанием физиологии и поведенческих реакций легавых собак, состояния селекционного дела в стране и за рубежом и путей его улучшения, этических требований к ружейному охотнику.
Самое непосредственное участие Менделеева принимала в послереволюционном восстановлении кровного собаководства. В 30-е годы М.Д. Менделеева публикует в сборнике "Полвека работы с легавой собакой" (Л., 1938 г.) большую статью о полевых испытаниях до революции. Мария Дмитриевна писала, что полевое дело до революции клонилось к английскому образцу, что следует благодарить людей, которые, любя собак и не жалея денег, "приобретали лучшее в самом источнике", что при полевых испытаниях легавых следует ценить чутье, стойку, поиск, манеру поиска, стиль и красоту работы, потяжку, подводку и отход от стойки.
СКАКУН И РАБОТНИК
Два идеала легавой, несомненно, всегда будут существовать раздельно: 1) высшее проявление красоты работы, чутья и страсти - фильд-трайльсовая собака, которой можно наслаждаться как таковою, но которая для обычной охоты непригодна, и 2) собака для охоты - умная, разносторонняя, но менее стильная и быстрая. Между этими двумя типами легавой существует более глубокая разница, чем предполагают многие, те, например, которые считают собаку большого стиля просто собакой для охоты, но сортом повыше.
Хотя Фрам (Домманжэ), высказавший наиболее ярко мнение об этих двух типах, сильно разграничивает собак для охоты от собак большого стиля, в особенности в отношении полевых состязаний, для него все-таки трайлер остается собакой для охоты, преимущественно в местах открытых, где большое чутье и аллюры так выгодны. Для меня собака высокого стиля, "скакун", по старой терминологии Сабанеева, нечто другое - это не орудие для целей охоты, но цель сама по себе, и эта цель - наслаждение благородством работы, высоким стилем и чутьем.
Для истинно спортивной собаки необходимы вполне определенные условия работы, вне которых не проявляются ее качества: открытое пространство, благородная дичь, благоприятный ветер – тут только она то темперамент и характер спортивной собаки скоро заставляют забывать о главной цели выхода в поле - все силы и внимание невольно будут направлены на ведение собаки. Все это далеко будет стоять от понятия о настоящей охоте.
На охоте неминуемо приходится поступаться и благородством работы, и ее быстротою, которые иногда просто бывают вредны, и самым "благородным", наоборот, со стороны собаки может в известных обстоятельствах оказаться и умеренный ход, и работа по ветру (а не против ветра), и не систематический поиск - все в зависимости от встречающихся условий.
Если "скакун" дает своей работой замечательные и незабываемые картины благородства движений, красоты стойки, дальнего чутья, то нельзя не признать своей особой прелести за работой "собаки для охоты", собаки-практика; не искрещивая пространства на громадном поиске "скакуна", а обыскивая менее систематично, но более благоразумно те разнообразные угодья, которые встречаются на пути, неутомимо работает собака "среднего стиля"; она понимает всякое слово хозяина, ведение ее не тяготит, они заодно в достижении одной цели. О преимуществах и значении "скакунов", о пригодности и непригодности их для охоты говорилось и писалось бесконечно много - спор обещает надолго и безысходно затянуться. В спорах этих все по-своему и правы и неправы одновременно; и те, которые отрицают скакуна за бесполезность его для работы в пересеченной местности, и те, которые, подобно Фраму, говорят, что выбор между собакой большого или умеренного стиля зависит только от вкуса и умения вести, и те, наконец, которые вообще считают трайлера непригодным для охоты: во всех трех случаях дело в одном - в отношении самого охотника к процессу охоты. Кто идет только бить дичь и в количестве ее видит успех охоты, тот никогда не примирится с трайлером; охотник, который ценит главным образом как убить дичь - ценит красивую обстановку, на охоте станет невольно подбирать места и условия, удобные для собаки высокого стиля. Только поэтому могут некоторые выдающиеся спортсмены наши и за границей пользоваться на охоте своими полевыми знаменитостями и утверждать, что они не портятся от этого. Скакун, попав в руки "охотника", в обычном смысле этого слова, вопервых, окажется одним мучением, а во-вторых, прямо испортится; охотнику покажется тяжелым ради собаки поступаться своим желанием успешно и много бить разнообразной дичи и ходить всюду - он постарается "выломать" собаку под новые условия, и, конечно, хотя она выломается т. е. испортится, но в своей новой роли окажется хуже собаки-"работника".
Любитель собаки большого стиля всю охоту приспосабливает так, чтобы дать возможность собаке проявить свои качества; он не сочтет большой потерей для себя, если ему не придется убить лишнюю птицу, имея в виду воспитание собаки: он не станет бить плохо сработанную птицу, отвернется от коростеля, считая это вполне естественным. Вот в каких руках понятен "скакун".
Если работа собаки "практика" будет полна ошибок и неправильностей с точки зрения наших испытаний, то и обратно "скакун" на охоте окажется неправ и в низшем положении, если вздумает работать по одному им усвоенному благородному шаблону - это и бросается в глаза в работе любого хорошего пойнтера, подготовленного для испытаний, когда он попадет в обычные для средней России охотничьи места, где столкнется с коростелем, курочкой, тетеревами при плохом ветре - здесь его "обставит" и заурядный "работник". Прямо поразительна бывает бестолковость узкого англичанина в этих условиях: как будто автоматическое совершенство в одном направлении уничтожает в нем всякую охотничью сообразительность.
Находятся любители, которые, как, например, Ф. Массо, отрицают на этом основании всякую пользу легавых большого стиля: раз они сами для работы на охоте не приспособлены, то их дети окажутся с этим недостатком. Но это значит умышленно или невольно не видеть того, что только благодаря наиболее выдающимся и быстрым представителям породы поднят и поддерживается средний уровень всей породы и получаются более умеренные, пригодные для охоты экземпляры. Даже континентальные породы не могут служить примером, потому что все те из них, которые считаются лучшими для охоты, имеют примесь благородной английской крови: немецкие гладкошерстные легавые, некоторые французские и даже гриффоны.
Только из среды двух пород выходят чисто фильд-трайльсовые животные большого стиля (они теперь только и конкурируют успешно на испытаниях высокого стиля - это пойнтера и английские сеттера; еще недавно ирландские сеттера могли равняться с ними, но эти времена прошли невозвратно.
Английские сеттера более чем, всякая другая порода чисто спортивная, то есть если уже это не типичный трайльсовый экземпляр, то полное ничтожество, без всякого перехода в виде собаки-работника. Ни одна другая порода, может быть, не даст столь стильных, быстрых собак, но зато ни одна другая так не трудна для разведения: из десяти выращенных английских сеттеров: едва ли удастся один, остальные и бесчуты, и слишком нервны или еще что-нибудь. Где тонко, там и рвется.
Стоя на одном полевом уровне с "англичанами", пойнтера передают свои качества более paвномерно, среди них нет почти абсолютно неполевых, и многие из них обладают качествами практической собаки, разница между полевыми и нерабочими семьями менее резкая.
Все континентальные породы легавых, из которых нам более интересны как наиболее совершенные, и распространенные - немецкая гладкошерстная и жесткошерстная и гриффон-норманс, а из английских - гордоны - являются чисто охотничьими породами; только у нас, за неимением другого рода испытаний, пускают их конкурировать с английскими сеттерами и пойнтерами, что в корне не допустимо. На прошлогодних испытаниях Московским Обществом Охоты был показан гордон Бен, весьма искусно подготовленный к этого рода состязанию: пущенный в поиск, он пошел ходом, не уступающим другим конкурентам; но скоро оказалось, что этого хода ему хватило всего на полчаса. Эта собака была готова к московским испытаниям, но и порчена по существу: на таком аллюре характер работы этой породы, столь ценный для охотника, пропал – гордон стал ненадолго посредственным пойнтером, "рыцарем на час", но потерял свой смысл.
Выше гордона трудно найти породу для охоты: соединяя в себе благородство и чутье всех вообще английских легавых, он вместе с тем является сообразительной, всесторонней собакой для охоты всюду; кто не ходил по лесной дичи с хорошим гордоном, тот не может себе представить всей прелести этой охоты.
Мода давно уже отвернулась от этой породы, отдав ее в руки промышленников и разночинцев, и судьба ее в скором времени будет решена, если и дальше так будет. Пока не все еще потеряно - вся надежда на редких любителей, оставшихся верными породе, побольше бы им единомышленников. Любимый наш прием - освежение крови выпиской из-за границы - здесь невозможен, так как порода, как в самой Англии, так и на остальном Западе, в упадке и остается одно - разыскивание у себя остатков былого величия и восстановление их.
Вот благородная задача для тех, кто не придерживается скакунов.
МЫСЛИ О РУССКОМ СОБАКОВОДСТВЕ
Английскому влиянию в области охоты, в особенности в собаководстве, подчинены не только мы, русские, но и вся Европа; примером этому может служить всем известное преобладание английских пород над туземными, тем более у нас, где своих легавых никогда и не существовало, а остальные породы , которые все наперечет (я говорю о русской борзой, лайке и гончей), не в моде, вследствие сегодняшнего нашего стремления подражать Западу.
Никто не упрекнет Европу за это: действительно, в области собаководства и охоты за всю их историю англичане были гениальными творцами. Они создали охотничий идеал собаки, они добились его осуществления, - что делала бы в наши дни охотничья Европа без пойнтера, сеттера?
Тем более влияние оказала Англия на Россию, где охоту с легавой иностранцам приходилось насаждать впервые, причем прежние способы охоты на птицу естественно с течением жизни и прогресса стали отступать в область истории. И надо сознаться, что охота с легавой, пойнтера, сеттера как нельзя лучше подошли к России. Все это верно, но в настоящее время, смею думать, нам, русским, англичанам слепо подражать невозможно, не оставаясь беспочвенными. Сейчас объясню, в чем дело.
Взгляните на современную Англию - как мало условия охоты схожи с нашими. Такие роды охоты, как псовая, давно уже там немыслимы; и если борзые в Англии все же пользуются прежней любовью, то лишь благодаря тому, что англичане сумели применить к своим условиям и, забыв про охоту в чистом поле за вольным зверем, пользуются борзыми для стяжания славы и призов на скачках. Но охота по перу требует меньшего простора и потому еще существует в Англии, хотя сильно разнится от нашей. Соответственно, с уменьшением дичи англичане постепенно видоизменяли свой тип легавой, дав нам таким образом еще в конце XVIII века пойнтера с крепкой стойкой и быстрым поиском. В парках, набитых дичью, ныне с успехом применяют спаниелей.
За последнее время англичане, как и прежде, продолжают изменять свой тип легавой вслед за прогрессирующим изменением охоты и и растущим вследствие этого значением фильд-трайльсов. А это, как видит читатель, повторение истории, случившейся с борзыми: вопрос лишь времени, когда пойнтер станет таким же "chien de luxe" и будет блистать на фильд-трайльсах и не понюхавши, с позволения сказать, охоты. Не говорю уже о тех массах выставочных легавых , обратившихся в комнатных, которыми заполнены не только английские выставки, но, к сожалению, и наши.
Требования фильд-трайльсов легче могут подвергаться влиянию моды, чем охотничьи, и этим кладется начало розни между ними. Ныне мода гонится за быстротой, стильностью поиска, и на фильд-трайльсах ничего не стоит принести этому в жертву все остальное, так как весь смысл их в том, как бы опередить соперника, а что собака из-за этого пропустит несколько птиц, ничего не значит. Все это и ведет к тому, что уже есть на самом деле: английские легавые обладают бешеным, хотя и красивым, поиском, но бесчуты, несообразительны в охотничьем смысле этого слова и, благодаря всему этому, уступают прежним для охоты*.
Соответственно этому изменили англичане и экстерьер своих собак: выносливость им больше не нужна, крепость организма тоже, и вот мы видим современных слабых, растянутых сеттеров и пойнтеров, силы которых расходуются в первый час работы; пойнтеров же и до последнего времени (по свидетельству В. Аркрайта) , с целью модного усовершенствования м, мешали с гончей-фоксгаундом, отчего получились безобразные головы и хвосты (пруты); но в работе это - не помеха англичанам. Зато выставочные представители утонченно красивы, хотя того же слабого типа , изнежены, - крепость им и подавно не нужна.
Что делаем в это время мы, русские? Мы теперь продолжаем рабски следовать за англичанами: премируем на выставках новый тип, устраиваем фильд-трайсльсы, и что же в результате получается, как видит читатель? Мы для своей охоты стараемся, отрекшись от здравого смысла, созидать фильд-трайлеров! Вот почему я и говорю, что ныне смешно нам , имеющим еще на многие годы огромный запас дичи и угодий для охоты, держать фильд-трайлеров - годных лишь для фильд-трайльсов а на охоте от которых лишь одно горе. Не оттого ли, мне думается, наши полевые состязания пользуются такой малой популярностью и конкурируют на них лишь собаки какого-нибудь десятка спортсменов.
Еще неприятнее видеть то, что творится на наших выставках, где стали решительно предпочитать новый модный тип. Во что обратились ныне английские сеттера, например, которых премируют? Это какие-то раздетые, растянутые, часто светлоглазые дегенераты, утратившие всякое подобие знаменитых лавераков с их чудной псовиной, с прочной мускулатурой и кошачьим складом, доставившим им такую славу. И хотя последние видны еще на наших выставках, но ими явно пренебрегают, совсем их проваливая или ставя на вторые места. Все это можно было бы подтвердить фактами, но воздерживаемся от этого по причине весьма понятной... Мне же лично думается, что имеет смысл лишь воспитание английских сеттеров прежнего типа, столь пригодного для практической охоты, а при отсутствии этих особенностей у английского сеттера - чем он будет отличаться от всякой другой породы сеттеров и какой будет смысл выделения его в отдельную породу? Впрочем все вышесказанное не мешает нашим известностям - владельцам модных собак победителей - от своих чемпионов получать весьма посредственное потомство. Как хотите, но я не могу назвать их истинными собакозаводчиками; истинный заводчик, наоборот, умеет от средних собак получить первоклассных.
А между тем, у нас есть такие истинные заводчики?.. Не они ли создали у нас, в Москве , пойнтеров, красота которых соединена с чутьем, охотничьим талантом, - от чего же отреклись, по-видимому, англичане, суди по Г. Митчеллю, констатирующему, что все лучшие полевые работники в Англии никуда не годятся по экстерьеру.
А в сущности как легко исправить это: стоит только отречься немного от английской моды, на испытаниях, например, помнить, что смысл их - улучшение подружейной собаки, а не игра на призы. "За границей уже давно это поняли - пишет г. Тюльпанов, - и наряду с полевыми испытаниями (fild-tials) практикуют и состязания работоспособности собак для условий практической охоты (Epreuves, de la chasse pratique, Jagdsuche)". Но то дело, сделанное лишь наполовину, так как фильд-трайльсы, очевидно, потерявшие смысл для большинства охотников, кроме спортсменов англоманов, все же остаются.
Конечно, не стану предлагать я, отрекшись от всего английского создать свое обособленное русское направление в кинологии или что-нибудь подобное, так как это крайность, польза которой еще сомнительна, но дерзаю все-таки поднять свой голос в защиту интересов русского охотника; предлагаю подумать о русских авторитетах на выставках**, об охотничьих требованиях на испытаниях, как мере в этом направлении. Желательно бы узнать мнение наших охотников и собаководов по этому вопросу.
Но попробуйте-ка сказать это нашим кинологам, каким презрением удостоят они вас?!..
----------------------------------
* Это признают и многие из англичан - см. Аркрайта "Пойнтер и его история".
** Тем более что последнее время все чаще и чаще слышны разговоры о небеспристрастности западных судей их выставках.
* Это признают и многие из англичан - см. Аркрайта "Пойнтер и его история".
** Тем более что последнее время все чаще и чаще слышны разговоры о небеспристрастности западных судей их выставках.
М. М-ва
/Журнал "Собаководство" № 1 за 1907 год/
/Журнал "Собаководство" № 1 за 1907 год/
КИНОЛОГИЯ И ОХОТА
Понятия охотник и любитель собак часто смешиваются. Меньен (Франция) в одной своей статье с возмущением описывает, как ежегодно в период охоты он наблюдает в поезде городских охотников, едущих редко в сопровождении кровных собак, а чаще в сообществе невероятных ублюдков самых невероятных пород. Меньен возмущается этими охотниками, потому что судит с той установившейся точки зрения, что всякий охотник - естественно любитель охотничьей собаки. Но если б это было так, явление, наблюденное г. Меньеном, едва ли могло иметь место; по-моему, оно доказывает как раз обратное.
В сущности говоря, охотничья страсть вовсе не наталкивает на любовь к собаке или лишь очень косвенно; понятие чистой охоты - погоня, нахождение и стремление убить дичь - слишком слабо связано с интересом к собаке. Поэтому я и не удивляюсь, что громадное большинство охотников довольствуется некровными, кое-как натасканными и кое-как содержимыми собаками; в процессе охоты она у них на втором плане - не все ли равно, как и кем найдена дичь - им важен факт ее нахождения и возможность выстрелить и убить.
Вот где надо где надо искать причину того, что настоящих любителей собак меньше, чем можно было бы ожидать; это подтверждает мою мысль, что нужна природная, явно выраженная любовь к собаке, чтобы ею интересоваться. Хотя любовь к охотничьей собаке и вышла из любви к охоте, как вышли из нее интерес охотника к ружью и, пожалуй, даже интерес к орнитологии, но также как и последние, она пошла дальше ее и частью отделилась: любитель оружия может интересоваться оружием и решать вопросы, мало связанные с охотой*, орнитолог может охотиться за птицей, ничтожной с охотничьей с охотничьей точки зрения, даже не дичью, - кинолог делает то же самое, когда занимается спортивной собакой.
Этим я объясняю необычно скудное распространение кровных собак в охотничьей среде. Охотников, следящих за собаководством, интересующихся и посещающих испытания и выставки - до смешного ничтожное количество! В русском человеке как-то особенно плохо развито понимание животных, стремление разводить и улучшать их - настолько, кажется, насколько в англичане развито обратное; поэтому и собаководство имеет у нас ничтожное распространение и ничтожные результаты: нет у нас этого чутья, этой жилки заводчика и плохо все выходит!
Потому кружок истинных любителей собак теснее и дружнее должен сомкнуться - в нашем общем деле - улучшении и разведении кровной, благородной собаки никто нам не поможет, кроме нас самих, - а нас так мало!
В погоне за благородным и красивым, кинология дошла до создания такого типа собаки, который стал невозможным для истинного охотника, если он не склонен отчасти обратиться в кинолога: громадный поиск и страсть современной легавой идут вразрез со смыслом охоты. Собаку трудно вести, она плохо применяется к условиям, одним словом, она становится охотнику (думающему бить дичь, а не любоваться собакой) не помощью, а обузой. Это приводит к тому, что кинолог и охотник начинают плохо понимать друг друга, приводит к обоюдным насмешкам.
Эта рознь вредна делу кинологии - она совершенно лишает ее поддержки огромного круга людей, помощь которых в духовном и материальном отношениях был бы только благотворна: больше в обществах членов, больше участником испытаний - больше средств на расширение и процветание кинологических учреждений.
Следовало бы хотя ради этого пойти на компромисс, вспомнить, что кинология должны служить и охоте. Путь этот один - интересы охотника и кинолога должны слиться; значит, надо дать охотникам собаку, наиболее пригодную для целей охоты: послушную, с хорошим поиском, который она могла бы менять по мере надобности, чутьистую и обладающую разносторонним охотничьим умом, не узкоспециальным. Мы сами виноваты в том, что охотники любят ублюдков: в них они находят, может быть, больше важных для охоты качеств, чем в предлагаемых им нами кровных животных.
Достижению этой цели должно послужить учреждение специальных испытаний - "de chasse pratique", как говорят французы, испытаний собак, пригодных для охоты - они помогут выработать желаемый тип**. Эти испытания должны найти одобрение охотников и, значит, привлекать большое число собак.
Идеалом работы собаковода не может быть поэтому ничто одностороннее: рядом с собакой спортивной должна стоять собак для охоты. Сохраним первое - наиболее увлекательное и красивое для истинных кинологов, и не забудем, что второе - все-таки наиболее важное дело, как обслуживающее охоту и большинство.
-------------------------
* Хотя бы садочная стрельба.
** Исходя из того положения, что современные испытания могу поощрять только узкоспециальный тип.
* Хотя бы садочная стрельба.
** Исходя из того положения, что современные испытания могу поощрять только узкоспециальный тип.
М. Менделеева январь 1912 г.